Геннадий Башунов - Героический режим. Не для героев [СИ]

— Ну что, Лёх, не развлёкся с девахой? — бодро спросил у меня тёзка.

— И думать об этом тошно.

Вообще думать было тошно…

«Вы подверглись воздействию магии разума. За неимением заклинаний „Рассеивание“ и „Очищение“ вам лучше отдохнуть».

— Лучше отдохнуть мне говорят, — сказал я и повалился на мягкую траву. — Нету же «Рассеивания»?

Кажется, я мгновенно уснул.

До пепелища приюта мы добрались к полудню, нас снова сопровождали три медведя — единственные мобы, встреченные нами по дороге. Полдороги надо мной беззлобно подтрунивали, но мне, в общем, было плевать. Проспал я, кстати, почти полчаса.

На пепелище никого не было. Не считая, видимо, Смоги — петух размером с доброго страуса валялся у печи, из его брюха торчала стрела. Мы какое-то время побродили по остаткам приюта, расшвыривая сгоревшие балки и черепки, пока я не заметил в пепле следы сапог, ведущих на запад, в лес. Судя по всему, мобов было много, не меньше полудюжины. Я снова пошёл вперёд. Искать, куда ушли мобы, долго не пришлось — у края поляны, на которой располагалось пепелище, я нашёл тропу.

Я двигался по тропе осторожно, опережая товарищей на двадцать шагов. Константин теперь замыкал процессию, прикрывая тыл, а его место заняли медведи. Мы опасались засады. Тропа постоянно делала неожиданные повороты, из-за чего я нервничал — не хотелось уткнуться в закованного в доспехи моба. Вскоре я услышал журчание ручья и мужские голоса. Я дождался, пока остальные вырулят из-за очередного поворота, сделал им знак вести себя тише и, улёгшись на брюхо, пополз.

За следующим поворотом земля резко ушла вниз. Я был на краю оврага, на дне которого бил родник. Рядом с ним стояло пять латников, один из них держал невысокого черноволосого мальчишку. А чуть поодаль стояла абсолютно лысая старуха, лицо которой покрывала татуировка — змеи и черепа. Она тяжело опиралась на посох, а на живописных лохмотьях то тут, то там виднелось множество оберегов.

— Где камень? — резко спросил латник, держащий Тори.

Ага, мы вовремя. Впрочем, кто бы сомневался.

— Здесь, — тихо ответил мальчик, указывая на камень у родника. — Под камнем.

Один из латников склонился над камнем. Он некоторое время шарил там, пока не извлёк на свет свёрток — кусок ржавой кольчуги.

— Дай сюда! — гаркнула старуха, протягивая руку.

— Сначала деньги, — сухо откликнулся один из латников. — Десять золотых нам и ещё двадцать лорду Нервилу.

— Деньги будут только тогда, когда я буду уверена, что эта та вещь, которую я ищу.

— Знаю я вас, — покачал головой латник. — Возьмёшь свёрток и смоешься. Деньги вперёд.

— Уговор был…

— Уговор был о продаже камня. Камень у меня, а денег я не вижу. И даже если камня здесь нет — не хотела бы ты заплатить за оказанные нами услуги?

Ведьма ощерила неожиданно ровные и белые зубы с ярко выраженными клыками. Наверное, это была улыбка.

— Услуга ещё не оказана, — сказала она и подняла на меня глаза. Да, именно на меня.

И смысл от этой маскировки, если меня каждый моб видит?

Я набросил Плащ и откатился в сторону — у двоих мобов были арбалеты, и они не преминули ими воспользоваться. Обе стрелы просвистели мимо и вонзились в медведя, торчащего за мной. Значит, это он нас выдал?

Я скатился по оврагу вниз. Меня заметили, но я на миг замер, а после шмыгнул под корни дерева, торчащие на склоне. Раздались проклятья. Два оставшихся медведя вяло принялись спускаться с обрыва. Очень вяло. Арбалетчики расстреляли их как в тире.

А мальчишка тем временем как-то умудрился освободиться и дал дёру вниз по течению ручья.

— Кастуйте! — заорал я, наплевав на то, что выдам себя. — Всё, что есть!

Дно оврага превратилось в ледяной ад. Родник взвился вверх тонкими щупальцами, бесполезными против латников, но здорово треплющими ведьму, которая прикрылась каким-то едва заметным магическим щитом, впрочем, пропускающим некоторые удары. Я бросил на неё метку, надеясь, что она улучшит и чужую магию. Теперь её взгляд был прикован именно ко мне. Она подняла вверх руку с амулетом в виде лягушки и сдавила его.

Моё дыхание прервалось, как будто старушечий кулак воткнулся мне в солнечное сплетение, пробил его и сжал что-то внутри. Я судорожно пытался вздохнуть, но вместо этого меня вырвало. Со вторым потоком рвоты из моего рта хлынула кровь. Если бы не магическое сопротивление, я, скорее всего, уже был бы мёртв. Но третье сжатие амулета только вызывало резкую боль в желудке. Выругавшись, ведьма бросила его и схватила второй, но я глотнул вожделенного воздуха и, практически не целясь, выпустил в неё обе стрелы. Одна вошла ведьме в бедро, вторая прошла мимо, а меня скрутило в очередной раз…

… Моё лицо тёрло что-то холодное и жёсткое. Чудовищно болел желудок. Выносливость почти на нуле, но я, кажется, всё ещё жив.

— Очнулся? — спросила меня Юля.

Я лежал головой на её коленях, а она оттирала моё лицо мокрой тряпкой. Я что-то простонал и закрыл глаза. Больше всего меня сейчас почему-то волновали сломанные зубы — они шатались, явно готовясь выпасть. Наверное, новые отрастут? На мой лоб опустилась узкая прохладная ладонь, и я забыл и про зубы. Боль в желудке понемногу утихала.

Рядом слышались голоса. Звонкий мальчишечий описывал свои злоключения, Павел и Алексей совещались, за сколько удастся продать новый лут. Выходило не так много, потому что доспехи сильно пострадали ото льда. Наш лидер сетовал на то, что денег при ведьме не оказалось.

— Дядя, а тебе кто так лицо поел? Дракон? — на миг прервав свой монолог Тори, но, не дождавшись ответа, начал рассказывать, как будет охотится на драконов, когда вырастет и найдёт настоящее оружие, а не «эту детскую дребедень».

— Нормально справились? — с трудом спросил я у Юли. — Никто сильно не пострадал?

— Нет. Пока ведьма занималась тобой, мы накрыли латников. Они даже подняться не успели. Потом Костя оглушил ведьму, и мы её добили.

— Надо… надо было допросить её. Может…

— Может, и надо было. Но ты лежал без сознания, а из твоего рта текла кровь. Ты уже второй раз за день меня беспокоишь.

— Ага… и второй раз за день отрубаюсь после заруба, как размазня… И даже не левел ап…

Я уже не различал голоса, слившиеся в один успокаивающий гул. Боль в желудке утихла. Я повернулся на бок и раскрыл глаза, мне хотелось посмотреть на родник. Всё плыло.

Но я увидел в воде одноглазое девичье лицо. На нём была написана ненависть, обращённая только ко мне. Я дёрнулся, но слабость взяла верх.

Глава 13